Белая роза, Черный лес  - Оуэн Дэмпси

– Да.

– Ужасно их люблю. Плохо в моей работе то, что приходится мало бывать с семьей, но они всегда в моем сердце.

Беркель убрал фотографию в бумажник и достал из кармана серебряный портсигар. На нем были какие-то чужие инициалы. Он опять предложил сигарету; Франка отказалась. Уже много лет она не курила, и первая сигарета лишь усилила тошноту, которая то и дело в ней поднималась.

Беркель закурил, откинулся назад. Франка опять вспомнила о человеке в лесном домике.

– А ты так и не вышла замуж?

– Не вышла.

– Тебе сейчас двадцать шесть? У тебя есть все. Ты же не захочешь окончить свои дни старой девой? Время для деторождения уходит. Когда юность отцвела, ее уже не вернуть.

– Я помню, сколько мне лет, Даниэль.

– Я ничего такого не хотел сказать. Не хотел тебя обидеть. Ты даже красивей, чем раньше.

– Да все в порядке, Даниэль, спасибо тебе еще раз. – Франка не могла заставить себя смотреть ему в глаза.

– Ты уже подростком была очень хорошенькая. – Даниэль откинулся назад, завел руки за голову. – Да, как сейчас помню. Мне все мальчишки завидовали. Моя девушка – самая красивая во Фрайбурге. А я – самый счастливый парень. Что же у нас случилось? Ты так и не объяснила. Просто бросила меня.

Я увидела, кто ты на самом деле. Поняла, во что тебя превратили.

Франка не знала – притворяется ли он, хочет проверить ее искренность, или в самом деле не догадывается? До сих пор ничего не понял? Они расстались в тридцать шестом, когда ей было девятнадцать. Даниэль делал попытки ее вернуть, а она, хотя твердо отказалась с ним встречаться, старалась не отталкивать молодого человека слишком резко – боялась его растущей власти и влияния, как сотрудника гестапо.

В 1938 году в Ночь разбитых витрин, когда на улицах Фрайбурга и всех других городов Германии сверкали осколки стекла – от витрин магазинов, принадлежавших евреям, – а в ночном небе вставало зарево горящих синагог, Даниэль был среди погромщиков. В этой бойне государственного масштаба, государством же организованной, погибли тысячи людей, и Беркель оказался в числе вожаков; он и прочие негодяи вышвыривали из домов торговцев-евреев и жестоко их избивали. Та ночь открыла Франке глаза на то, чего добиваются для Германии нацисты. Она пересмотрела свои взгляды. Уехала из Фрайбурга – в основном чтобы не встречаться больше с Даниэлем. Даже с Фреди ради этого рассталась.

– Теперь-то все в прошлом, – сказала она. – А зачем нам цепляться за прошлое, когда у германского народа такое прекрасное будущее?

Беркель улыбался, но взгляд у него потемнел. Он сделал затяжку и продолжил:

– Разве тебе есть что скрывать? Расскажи мне все, и оставим прошлое позади, начнем сначала – как друзья. Если поселишься во Фрайбурге…

– Я не буду жить во Фрайбурге, уеду в Мюнхен, как только очистятся дороги.

Беркель опять затянулся. Подошла официантка, и он заказал пива. Франка уже места себе не находила.

– Ты кого-то встретила?

– Не в том дело. Мы с тобой были почти дети. Потом выросли, изменились.

– Многие из моих коллег – хорошие, верные ребята, преданные нашей стране и делу рейха, – в таком возрасте завели семью. А некоторые и раньше, и уже детей имели.

– Ну а нам иное выпало.

Официантка принесла пиво – за счет заведения, как обычно для гестаповцев. Беркель даже не поблагодарил; он подался вперед, внимательно глядя на Франку.

– А еще я слышал, у тебя была в Мюнхене интрижка с тем, с главным предателем. Вот какого отца ты нашла для своих детей?

Он пачкал память Ганса уже тем, что посмел о нем говорить. Франка с такой силой сжала под столом кулаки, что из-под ногтей чуть не брызнула кровь.

– Эта часть моей жизни позади. – Она едва сдерживала слезы. Не станет она перед ним плакать. Умрет, но не заплачет.

– Тебе повезло. Будь же благодарна агентам гестапо, схватившим его и остальных. И палачам скажи спасибо. Ты получила самый главный дар, какой может дать человеку государство: свободу. Тебя освободили от диких заблуждений, которые проповедовали эти преступники. И еще у судей хватило великодушия пощадить твою жизнь.

Франку ранило каждое слово. Благодарить судью, ее пощадившего? А ей столько раз хотелось умереть.

– Как подумаю, что бывают такие люди, меня прямо тошнит. – Слово «люди» он произнес как ругательство. – Одно утешает: они получили по заслугам и больше не будут манипулировать доверчивыми.

– Они, наверное, хотели как лучше для Германии, – едва слышно промолвила Франка.

Беркель покачал головой и отхлебнул добрый глоток пива.

– Дурачье наивное. Они чего добивались – вернуть массовую безработицу и беспорядки на улицах? Да демократия – самая страшная из бед, выпавших на долю Германии! Фюрер избавил нас от ярма Версальского договора, приструнил пацифистов, из-за которых мы проиграли войну в восемнадцатом году, он вернул нам наше место среди величайших наций мира!

Франка поборола желание спросить, почему же он не идет сражаться на фронт, если разделяет эту идеологию. Гестапо стоит выше любых правил и законов. Беркель запросто может отвести ее сейчас в ближайшее отделение, и все, спрашивать никто не будет. Исчез еще один враг государства. Теперь ее жизнь целиком зависит от прихоти человека, которому она когда-то разбила сердце.

– Ты прав. И я благодарна за избавление. Главари заставляли меня ходить на собрания. Называли это патриотизмом.

– Патриотизм наоборот. Рад слышать, что они не совсем тебя заморочили. К счастью, ты получила шанс исправить свои ошибки.

– Даниэль, было приятно с тобой поболтать, но мне и вправду пора. Нужно дойти до дома засветло.

Прежде чем ответить, Беркель еще раз пристально посмотрел на Франку.

– Конечно. В темноте такая дорога крайне опасна. Не хочу тебя задерживать.

– Именно. Так что извини. – Она поднялась.

Беркель смотрел на нее, не двигаясь.

– Погоди, кругом ведь заносы. Потому-то ты на лыжах.

– Да, и мне лучше поспешить.

– А как же ты доберешься? Семнадцать километров тебе не пройти.

– Все уже продумано.

– Это как? Ты без автомобиля – его, наверное, совсем замело.

– Да…

– Так как ты хотела добраться?

– Меня подвезут.

– Кто? Ты здесь теперь никого не знаешь, да и репутация у тебя после тюрьмы не очень-то.

– Ну, я хотела…

– Поймать попутку? Ерунда. Я тебя сам подвезу.

У Франки сердце ушло в пятки.

– Не хочу тебя затруднять. Потратишь целый час, а ты человек занятой.

– У меня обеденный перерыв. Дела потом наверстаю. – Он буравил ее взглядом.